сомневающимся...

Одиноко брела старушка через двор, по дороге домой.
А немного поодаль девчушка испугалась собаки хромой.
Громко всхлипнула, задрожала; куклу Машу прижав к груди,
К своей матери подбежала с криком: «Мамочка, защити!»

Мама дочери улыбнулась, приголубила, наклонясь.
А старушка, вдруг пошатнулась и осела, за сердце держась.
Не внезапность в том крике звонком
Довершила в груди надлом –
Фраза, сказанная ребёнком, ей напомнила о былом:

Годы молодости беспечной… Он уверенность ей внушал;
Говорил о любви сердечной, но узнав про «живот» – сбежал.
«Коль ему не нужна забота, то и мне» – рассуждала мать.
А внутри незаметный Кто-то о себе ей давал понять:

«Это я, это твой ребёнок. Ты не видишь, но можешь узнать.
Потерпи, наберусь силёнок, чтобы вскоре тебя обнять.
В эту трудную жизни минуту ни отца, ни себя не кори.
Я тебе улыбаться буду на кроватке в лучах зари.

От тебя попрошу лишь ласки – пусть хоть изредка, перед сном
Почитай мне из книжки сказки: «Теремок» или «Кошкин дом».
Не заметишь, как возрастая, я помощником стану тебе.
Я любить тебя, дорогая, буду в радости и в беде…»

Только голос тот не желала слушать девушка: «Точка. Нет!»
И решительно постучала в час назначенный в кабинет.
Ей хотелось «освободиться»… Дан наркоз и подходит врач.
Но внезапно, сквозь сон девица услыхала младенца плач.

Что казалось совсем не важным, то стонало, кричало в груди:
«Нет, не надо!.. Прошу!.. Мне страшно!..
Мама, мамочка, защити!..»

В тот ненастный осенний вечер дома девушке не спалось:
Больше детской не слышно речи – что-то в сердце оборвалось.
После – жизнь, словно третьего сорта.
В одиночестве стала стареть.
А не будь рокового аборта, уж могла бы внучат иметь…

Но сегодня, в одно мгновенье, вновь обрушилось словно гром
То далёкое преступленье, что скрывала в себе тайком.
Сердобольный народ собрался: Валидол положили в рот;
Парень вызвать врачей пытался, набирая несложный код.

Люди, медиков ожидая, созерцали, не в силах уйти,
Как несчастная, умирая, повторяла: «Прости, прости…»
Вдруг разгладились складки кожи и покой на лице застыл.
И сказал из толпы прохожий: «Видно Кто-то её простил»